Пусть будут прокляты эти свинорылые твари за то, что сбили наш корабль.

Я продолжал бежать, набирая скорость и замедляясь лишь для того, чтобы срубить висящие растения на своем пути.

Я вспомнил топографию региона по голографическим картам на последнем военном совете. На западе был шахтёрский городок Сухополье. Испорченный гневом разум Ярла заставит его искать жизнь. Я знаю, куда он направится. Я также знаю, что если никто не замедлит Ярла…

Он доберётся туда первым.

Сестра Амалайя Д’Ворьен поцеловала бронзовый образок Святой Сильваны и позволила иконе ожерелья опасть на кожаном шнурке. Слабое полуденное солнце, чей свет пробивался сквозь тонкий загрязнённый облачный покров, тускло висело в небе и лишь изредка отражалось от боков ”Прометия”, прикомандированного к отделению танка отделения типа ”Испепелитель”.

Её некогда серебряный доспех теперь покрылся тусклыми серыми пятнами от контакта с грязным воздухом этого мира. Амалайя облизнула потрескавшиеся губы, сопротивляясь желанию выпить из фляжки воды внутри танка. Лишь час назад во время Второй Молитвы она утолила свою жажду глотком солоноватой воды, которую согрел работавший в холостую двигатель танка.

— Сестра, — позвала из-за турели ”Испепелителя” Бриалла, — Ты видела это?

Амалайя и Бриалла были одни, пока остальные из отделения патрулировали окраины джунглей. Их танк расположился на грязной дороге, Амалайя кружила вокруг корпуса с болтером в руках, а Бриалла водила тяжёлыми огнемётами в направлении линии деревьев.

Амалайя прошептала литанию покорности долгу, коря себя за то, что позволила разуму блуждать среди мыслей о питании. Вскинув болтер на изготовку, она повернулась к носу ”Испепелителя”.

— Я ничего не вижу, — сказала Амалайя, прищурив глаза и сфокусировавшись, — Что это было?

— Движение. Нечто тёмное. Оставайся бдительной.

Интонация окрашивала последние слова Бриаллы. Тень неодобрения. Слабость Амалайи была замечена.

— Я ничего не вижу, — повторила Д’Ворьен, — Здесь… Нет, подожди. Вот.

''Нечто'' вскочило и выпрыгнуло из-за растений у линии деревьев. Багрово-чёрное пятно с вращающимся пиломечом. Амалайя мгновенно узнала Астартес, а через секунду — угрозу. Её болтер рявкнул один раз, второй и выпал из рук, упав в грязь. Там оружие вновь громко прогремело, обрушив болт на покатые пластины танковой брони.

Уже в момент последнего выстрела голова Амалайи слетела с плеч, и белые волосы поймали ветер прежде, чем истекающие кровью останки покатились по подлеску.

Бриалла с богохульством повернула огнемётную турель на протестующих механизмах и вывернула ручки, чтобы опустить оружие пониже.

Астартес баюкал безголовое тело Амалайи и что-то тихо ей рычал. Её сестра уже была мертва. Бриалла зажала оба спусковых крючка.

Два сгустка вонючего химического пламени с рёвом вырвались из орудий, омыв Амалайю и Астартес цепким едким огнём. Бриалла уже шептала похоронную песнь о своей павшей сестре, пока доспехи и кожа выгорали на костях Амалайи.

Сквозь оранжевые вонючие миазмы ничего не было видно. Бриалла остановила струны пламени семь ударов сердца спустя, потому что знала, что всё омытое огнём будет аннигилировано, очищено пылающей бурей.

Амалайя. Её доспех обуглился, сочленения сплавились, а руки стали почерневшими костями. Сгоревшая сестра лежала на земле.

На крыше танка позади Бриаллы раздался глухой громкий стук. Она повернулась в фиксаторном троне, а более медленная турель совершала оборот, чтобы последовать за её взором. Бриалла уже пыталась выкарабкаться из сидения.

Астартес горел. Святое пламя лизало края его боевого доспеха, а от сочленений шёл пар. Астартес заслонил солнце, отбросив на Бриаллу мерцающую тень. Его доспех был чёрным, обуглившимся, но не испепелённым. Когда Бриалла вырвалась из ремней, Астартес нацелил в её лицо истекающий чем-то пиломеч.

— Расчленители! — закричала Бриалла во встроенный в латный воротник доспеха микровокс, — Эхо Пика Гая!

Её убийца прошептал пять слов на Готике с древним акцентом, — Ты заплатишь за свою ересь.

Я наблюдал из тени деревьев.

Сороритас были напряжены. Пока одна совершала погребальные ритуалы над мёртвыми телами своих сестёр, три других крались вдоль корпуса серого танка с болтерами наизготовку и смотрели на джунгли сквозь прицелы.

Я чувствовал трупы под белыми плащаницами. Одна сгорела, зажарилась в прометиевом химическом огне. Вторая сильно истекала кровью, прежде чем умерла, разорванная в клочья. Мне не нужно было видеть останки, чтобы знать, что это правда.

Сейчас я, присев, прятался. Джунгли скрывали постоянный гул активного силового доспеха от их слабых смертных ушей, в то время как я слышал фрагменты их речи.

След Ярла остывал, даже запах его могучей крови терялся среди миллиардов запахов серных джунглей. Мне нужна концентрация. Направление.

Но я проклял свою удачу, как только приблизился достаточно близко, чтобы увидеть серо-стальные доспехи сестёр и символы верности, которые носили все.

Орден Серебряной Плащаницы.

Они были с нами у Пика Гая.

Эхо той битвы будет преследовать нас всех до последних ночей ордена.

— Мой ауспекс что-то засёк, — я услышал, когда одна обратилась к своим сёстрам, и приготовился двигаться вновь — постыдно бежать. Я не мог оказаться с ними лицом к лицу, поскольку они не должны были узнать о нашем присутствии.

— Нечто живое, — сказала она, — и с силовой сигнатурой.

— Расчленитель! — закричала одна из сестёр, и кровь застыла в моих венах. Я ощутил не страх, но липкий настоящий ужас, когда она использовала святое имя нашего ордена. Как они узнали?

— Расчленитель! Покажись! Встреть возмездие Императора за варварство твоего порченного ордена!

Я стиснул зубы. Пальцы задрожали, а затем плотнее сжали пилотопор. Они знали. Знали, что это сделал Расчленитель. Должно быть, их предупредили жалкие убитые сёстры.

Голос другой женщины, той, которая несла сканер-ауспекс, прибавился к крикам первой, — Мы были у Пика Гая, упадочная мразь! Встреть нас и кару за свою ересь лицом к лицу!

Они знали, что произошло у Пика Гая. Видели наш позор, проклятие и кровь, которая пролилась в тот день.

И поверили, что я зарезал двух сестёр, а теперь возложили на мои плечи грехи моего брата Ярла.

Раздались выстрелы. Болт промелькнул мимо моего наплечника, разрывая растения.

— Я вижу его, — провозгласила женщина, — Вон там!

Я погладил указательным пальцем активационную руну на рукояти пилотопора. И зажал её после длившихся удар сердца сомнений. Зазубренные жужжащие зубья яростно закружились. Оружие резало воздух в предвкушении мгновения, когда оно вгрызётся в плоть.

Они посмели обвинить в это меня…

И начали стрелять.

Я — не еретик.

Но этому должен прийти конец.

Завьен добрался до Сухополья как раз к заходу солнца.

Три часа назад он оставил джунгли позади. Бег одинокого воина подошёл к концу у укреплённых стен — снаружи шахтёрского поселения не было слышно ни звука изнутри, лишь отчаянный вой ветра в пустошах.

Он окликнул стены и позвал часовых, но так и не услышал ответа.

Врата поселения были запечатаны: высокая груда стальных балок, древостружечных плит и даже мебели была временно навалена за двойными дверям в окружающей деревню стене. Эти жалкие укрепления были попыткой колонии укрепить стены против носившихся по планете орочьих орд.

У Завьена не было ни времени, ни желании вышибить ворота, поэтому он закрепил магнитом топор на спине и, выбивая себе опоры в металлической стене, полез к парапету в пятнадцати метрах наверху.

Деревня была скоплением одноэтажных зданий, возможно достаточных для того, чтобы вместить пятнадцать семей. В центре подобно старому шраму тянулась старая колея — свидетельство проезда конвоев снабжения, которые забирались так далеко от основных ульев, и рудных тягачей, чьи водители зарабатывали на местной медной шахте. На низкокачественный металл был большой спрос у обнищавших горожан, которые не могли позволить себе лучшего.