Три пробили аккуратные дыры в боку ближайшего скопления канистр. Раздались три негромких звенящих звука, когда болты пробили металл. Перед тем как снаряды взорвались, у Арести было достаточно времени для молитвы о том, чтобы массы в резервуарах оказалось недостаточно для реакции детонаторов.

Что бы ни находилось в канистрах, оно было крайне взрывоопасным. Или стало таким в процессе химических изменений за долгие годы в пласталевых бутылках. Резервуар разорвало, наружу выплеснулся огонь. По воздуху летели куски обработанного пластиком металла. Они пробивали другие цистерны, запуская оглушительную цепную реакцию. Половина канистры врезалась в грудь Арести, сбив его на пол. Коридор превратился в преисподнюю.

Три значка братьев капитана мигнули и погасли.

Глава 16

Подъем

Цедис был Холосом, а Холос — Цедисом. Где начинался один и заканчивался другой, перестало иметь значение. Поднимаясь по склону безжалостной горы, он/они были заняты лишь тем, чтобы переставлять ноги. В некоторых местах подъем становился крутым, и Холосу приходилось подтягиваться на руках. Грунт осыпался, и космодесантник скидывал вниз огромные куски породы. Он часто скатывался назад. В такие моменты приходилось нелегко даже с его усиленной физиологией. За каждые три шага вперед Кровопийца платил двумя шагами назад. Камни все чаще падали с вершины. Гора ворчала от его объятий, злилась, что он оказался на ее склонах.

Во рту Холоса пересохло, как в пустыне. Броня должна была поддерживать влагу в теле, перерабатывая его выделения и впрыскивая их обратно в виде богатой питательными веществами жидкости. Но десантника и его братьев, которые еще только родятся, мучила не обычная жажда. Зная о том, что будет поражен «жаждой», Холос взял с собой воду и вино. Глотки позволяли ослабить жжение на сладостные секунды, но фляжки, висевшие у него на поясе, уже давно опустели, и он выкидывал их одну за другой. Они усеивали склон горы. Яркие вспышки рядом с темными следами ног.

Сверху донеслись пронзительные крики, и Холос посмотрел наверх, где увидел асторгай, кружащихся над вершиной вулкана. Десантник устал, но все равно ускорил шаг. Там, где он сейчас находился, он стал бы легкой добычей, если бы асторгай решили напасть.

— Что он имеет в виду, когда говорит о Холосе, реклюзиарх? Я тянусь к нему разумом и чувствую великое возмущение, — Гвиниан обратился напрямую к капеллану, закрыв разговор от остальных братьев, идущих с ними. Кровопийцы спускались уже час после комнаты-оазиса, пройдя еще сквозь два корабля.

— Мне запрещено говорить об этом, брат, — ответил Мазраэль. — Это главная тайна нашего ордена, которую невозможно с легкостью открыть даже такому могучему и почитаемому герою, как ты. Только реклюзиарх может знать всю правду, это моя ноша. Радуйся, что я не могу поделиться ей с тобой.

— Понимаю, — отозвался Гвиниан. Братья из библи- ария Кровопийц, обладающие психическими способностями, хранили достаточно собственных секретов.

— Я рад, что это так. Любопытство — путь к потере мудрости, — тон Мазраэля смягчился. — Ты один из самых могучих сынов ордена, и, возможно, когда-нибудь ты сам откроешь эту тайну.

— Возможно.

Гвиниан украдкой взглянул на Цедиса.

— Где он? Здесь или там?

— Здесь, там, разве это что-то значит? — ответил Мазраэль. — Уж ты-то должен знать, что реальность представляет собой нечто большее, чем кажется. Где бы он ни был, он служит и шагает вместе с нами. Служба — единственное, что имеет значение.

Идущие впереди братья-терминаторы Квинт и Калаэль остановились. Коридор внезапно закончился. Его срезало во время бедствия, которое убило корабль и заставило его стать частью агломерации. Теперь коридор был плотно прижат к судну чужаков. Корпусы кораблей будто застыли в металлическом поцелуе. Лампы доспехов Квинта и Калаэля освещали двойной выпуклый круг из какого-то зеленого материала. Мазраэль встал между братьями и провел пальцем по стене. Он убрал руку и посмотрел на Гвиниана.

— Брат?

Гвиниан кивнул и ответил свойственным ему мрачным тоном:

— Существо находится на этом корабле.

— Тогда мы продолжаем движение. Сержант Сандамаэль, подготовь своих людей.

Сандамаэль и Эрдагон подошли ближе. У второго помимо болтера был с собой еще и цепной кулак. Десантник принялся за работу над корпусом корабля чужаков, затем остановился.

— Братья, — сказал он, — это может занять некоторое время. Корабль изготовлен из какого-то композиционного многослойного пластика. Очень прочного.

Мазраэль взглянул на их господина, который стоял настолько тихо, что лишь лампа доспеха указывала на то, что в нем был человек.

— Действуй так быстро, как только можешь, брат. У нас мало времени.

— Разум. Он следит за нами, — сказал Гвиниан.

Брату Эрдагону понадобилось довольно много времени, чтобы прорезать путь в стене космического корабля.

Над Холосом возвышался утес высотой много сотен метров. Со своего уступа десантник не видел вершины. Легенда гласила, что к кратеру, а с него к вершине, невозможно было подняться, если не идти сквозь пещеру асторгай.

Устье тоннеля представляло собой темный круг в красном камне. У Холоса были причины колебаться — это было логово Ло-тана, повелителя асторгай, огромного, в пять раз крупнее любого из своих подданных, монстра. Четыре великих героя ордена пытались его убить, четыре героя погибли, оставив свое снаряжение в логове.

Холос уже все решил. Это был единственный путь к вершине.

Он достал оружие и вошел в пещеру.

Гвиниан торжествующе кричал, собирая разумом энергию варпа и выпуская ее из руки в форме кроваво-красного копья. Всем был известен угрюмый характер библиария. Остальные братья говорили, будто ничто не сможет заставить Гвиниана улыбнуться. А с чего ему было улыбаться? В отличие от остальных, он ощущал страх несчастных, которых они убивали, чтобы утолить жажду крови. Он чувствовал смятение людей, погибающих от рук их возлюбленных ангелов. Чувствовал себя преданным вместе с жертвами, которые погибали от рук тех, кто должен был защищать их. Все это отдавалось горечью в разуме Гвиниана.

Затворничество было обычным делом для большинства орденов. Долгие войны с бесконечными врагами рассеивали их по всей Галактике. А затворничество могло быть опасным. У братьев каждого ордена была цель, было чувство принадлежности, усиленное тысячелетними традициями и ритуалами. Но десантники отрывались от жизни имперских подданных. Они были защищены верой и технологиями. Действие этих технологий видели немногие из людей, а тех, кто понимал, как они работают, было еще меньше. Для обычного человека космодесантник был существом из мифов, благородным небесным ионном Императора, ангелом смерти. Оторванность от простых людей и почитание с их же стороны могло стать плодородной почвой для высокомерия.

Смерть, что они несли, должна была настигать ксено- сон и предателей, мутантов и неверных. Что же чувствовали сыны человечества, когда одного из них похищали, будто животное, и выпускали ему кровь для пропитания космодесантников? Гвиниан слишком хорошо знал это. Он ощущал эмоции других, особенные тонкие нити в варпе, которые видели не все псайкеры. Он чувствовал боль и ужас. Гвиниан также хранил секреты, недоступные другим членам ордена. Ритуалы библиариума включали в себя темные вещи, не предназначенные для умов братьев, не имеющих психических способностей. Он знал все о демонических ужасах, скрывающихся за покровом реального пространства. Это пришлось узнать, чтобы сопротивляться шепоту их голосов. Он видел, как его братья проливают кровь, считая, что это справедливо, поскольку совершаемое зло уберегает от зла еще большего. Несмотря на все молитвы, на чувство вины, которое испытывали Кровопийцы, на стремление ордена сохранять жизни всегда, когда это возможно, Гвиниан видел в похищении людей зачатки высокомерия, из-за которого больше половины богоподобных сынов самого Императора свернули с избранного пути во времена Ереси.