Белене и Тандриш, сидевшие по левую сторону от Лександро, в тосте соединили с ним бокалы.

— Вы помните вкус джулепа Шартрез со льдом и мятой? — спросил Лександро, в котором пиво возбудило воспоминания о былой жизни.

— Конечно, нет, — ответил Веленс. — Откуда? Что, тебе это напоминает об утраченной роскоши?

Тандриш ядовито заметил:

— Может быть, Лександро воображает, что, став офицером, сможет вернуть свои потерянные привилегии. Насколько я слышал, лорд Пью так презирает чувственные удовольствия, что даже подвергся удалению своих вкусовых сосочков. У него даже принятие пищи — это пост для ощущений.

Белене кивнул, словно состоял с Тандришем в заговоре.

— Таким образом, не предавая огласке, он покарал себя, потому что во время одной страшной кампании погибли сто семьдесят космических десантников, а сам Император, как известно, не имеет ни обоняния, ни осязания.

— Я уже не раз размышлял на эту тему, — протянул Лександро. — Если это было сделано без огласки, то как люди могли узнать об этом? Так появляются легенды.

Неужели после нескольких лет воздержания он захмелел? Или в этой пустой пьяной болтовне пытался самоутвердиться старый сардонический Лександро? Или так влияло на него извращенное чувство радостного единения со своими собратьями из Трейзирра. А может быть, все это происходило в его воображении, как тогда, в его бытность среди Великолепных Фантазмов, когда он наблюдал за сражением рабов, живых марионеток, за веревочки которых дергали зрители?

— Остерегайся богохульства, — в шутку ехидно посоветовал ему Веленс точно так же, как однажды посоветовал ему Лександро.

Вдруг ни с того, ни с сего Лександро свободной рукой схватился за запястье Веленса и сжал его с такой силой, что кости не выдержали бы, будь это обыкновенный человек. Понял ли Лександро свою ошибку? Как мог он на минуту принять Тандриша и Веленса не за тех, кем они были? В его глазах горел свет Рогала Дорна.

— Никогда даже в шутку не обвиняй меня в богохульстве! Кулак должен быть точен в выражениях. Точен до скрупулезности. Вот в чем состояла суть моего замечания. Что касается моего предыдущего замечания, то я просто попытался быть фамильярным. В качестве любезности.

— Действительно напрасно, — согласился Веленс. — Поскольку с первой минуты ясно, что ты выше от рождения. А теперь, не будешь ли ты так любезен, убрать свои руки?

Лександро рывком убрал руки. Могло показаться, что он даже не понял, что произошло.

— И еще, — вставил Тандриш. — Такое впечатление, что ты склонен устраивать дуэли без достаточного повода.

Лександро уставился на Тандриша каким-то бездумным взглядом. Это был взгляд человека, который смотрит сквозь своего собеседника куда-то вдаль, на какое-то воображаемое сияющее солнце.

— Я с Дорном, — пробормотал он.

В его груди теперь билось два сердца? А разума у него тоже теперь было два? Один принадлежал бывшему обитателю верхнего уровня и теперь пытался схорониться за новым разумом космического Кулака? Как будто загипнотизированный, парализованный, он все же злокачественно не хотел преобразовываться… и порой даже исходил ностальгией?

— Так ты тоже станешь легендой?

С этими словами Тандриш резко поднял свою кружку и, как заправский выпивоха, со смаком отхлебнул. К ним немедленно подкатил серв и услужливо вытер расплескавшуюся жидкость.

Лександро ничего не сказал. Он все еще продолжал видеть перед собой бросавшее уже последние отблески сияние, недоступное больше ничьему взору. В его задачу сейчас входило побороть эмоции, разбуженные пивом. Потом он переключил внимание на поединок, который должен был начаться с минуты на минуту.

Дуэлянты поднялись на металлические блоки каждый со своей стороны и надели дуэльные сапоги, закованные в тяжелую сталь. Обнаженные до пояса, они играли буграми мышц, на которых были едва заметны операционные шрамы, оставленные десятки лет назад. Только глаз, оснащенный оккулобным органом, был способен различить следы хирургического вмешательства, сформировавшего тело, благодаря чему они и стали космическими десантниками. Тончайшие розовые вены, пронизывавшие их мускулистую, крепкую как камень плоть, придавали телам фактуру золоченого мрамора с прожилками, который мог стать желто-коричневым, а при необходимости и черным как смоль. В глаза дуэлянты вставили защитные линзы.

Шпагами с тонким вольфрамовым клинком поприветствовали они третейского судью, а потом и друг друга. Судья защелкал тумблерами, включая функции регистрационной машины. Тогда стальные блоки устремились навстречу друг другу. Когда между ними осталось два квадрата — расстояние, достаточное, чтобы скрестить шпаги, — они остановились, пригвожденные к месту магнитными замками. Если бы противники использовали в бою кинжалы, расстояние между ними равнялось бы одной клетке.

Сторонний наблюдатель мог предположить, что два бронзовотелых гиганта, застыв как вкопанные, не в силах переставить ноги, сойдутся в смертельной схватке и, изгибая торсы, начнут размахивать руками. Можно было подумать, что протыкать, резать и кромсать друг друга они будут до тех пор, пока вампир не решит, что достаточно крови пролилось и свернулось, повиснув обуглившимися тонкими нитями.

Но дело обстояло совсем не так. Изящество, грация и точность. Балет двух клинков, исполнявших вместе чуть ли не па-де-де в воздухе. Вот что такое эстетическая дуэль, и длилась она минуту, две, три, пока громкий сигнал не возвестил об исходе состязания.

Братья снова поприветствовали друг друга.

— Прошу простить мне мое мнение, — официально объявил проигравший. — Вы удостоили меня вашей почетной отметиной. Благодарю вас. Я перед вами в долгу.

— Как раз наоборот, — вежливо возразил победитель. — Это я перед вами в долгу.

Обретя свободу, они сошли со своих металлических блоков. Тотчас к ним быстро направились сервы с большим каменными кружками пенящегося пива: одному — красную, другому — черную. Пиво следовало выпить единым залпом, а потом одновременно разбить вдребезги.

Тогда вперед вышел судья, чтобы изучить упавшие осколки и определить, насколько крепко эти два брата связали себя дружбой.

Несколько недель спустя в крепости-монастыре прозвучал набатный колокол. У каждого из братьев радостно забилось сердце, и каждый не преминул послать анафему в адрес врагов Императора. Лександро от переполнивших его чувств едва не разрыдался.

Потому что первая миссия свежеиспеченных космических скаутов теперь неизбежно будет заключаться в поддержке главной кампании Крестового похода…

Часть II

КРЕСТОВЫЙ ПОХОД НА КАРКАСОН

ГЛАВА 7

В тускло освещенном брюхе десантного корабля Ереми стоял, прижавшись к одному из поручней вдоль серпантина стены. Судно вибрировало и дрожало. Корпус стенал, и двигатели надсадно завывали, когда верхние слои атмосферы Каркасона нехотя и небрежно раскрыли объятия непрошеному гостю из пласталя, пронзившему воздушную оболочку планеты. Руки планеты от трения пылали огнем. На борту фрегат нес семена смерти, которые должны были вскоре дать гибельные ростки.

Товарищи Ереми, остальные скауты, держались вместе и, к большому удовольствию сержантов, громко читали молитвы, обращенные к Дорну. Свист, сопровождавший вхождение в атмосферу планеты, почти полностью заглушал их голоса.

— Примарх, Прародитель, смягчи маслом наш приход на эту планету опасности.

— Потом пусть это масло полыхнет ярким пламенем.

— Чтобы мы быстро могли смести все преграды, как и было задумано нашими командирами.

— Чтобы мы могли преодолеть любое зло.

— Во имя Твоей славы и во имя Его славы на Земле…

— И во имя высшей справедливости, — пробормотал себе под нос Ереми, добавив личное пожелание.