Ереми начал поспешно отстегивать ремни, удерживавшие тело оператора в кресле. Его лицо было залито кровью…

Широкую панораму арены в головной кабине давали выгнутые глаза-экраны. Когда там появился Ереми, сержант Юрон доверительным тоном импровизировал в микрофоны шлема, сорванного с головы Принципа, импровизированную ложь.

— Проблема, — бормотал он. — Плазменный реактор… Пытаюсь ликвидировать течь… Теперь зона эвакуации… Утечка тока… Он отключился.

— Они что-нибудь поняли? — спросил Акбар.

— Карки говорят на стандартном имперготе, — нетерпеливо сообщил ему Тандриш. — Разве ты этого не понял, когда мы наводили порядок в часовне?

— Мы так быстро забросали их гранатами.

— Послушайте вы все, — грубо оборвал их Юрон, — все эти контрольные функции…

Он показал на сваленный в кучу костюм для мысленного управления техникой с отходящими от него макаронами кабелей.

— Они мигом сообразят в чем дело. Немедленно отправляйтесь по местам, вскройте — этим молодцам черепа и попробуйте мозг! Не забудьте сконцентрироваться на управлении!

Конечно. Как они могли упустить это из виду?

— Используйте ваш орган омофаг.

Остальные Титаны уже начали покидать свои места и поспешно двигались в сторону, противоположную от Императора.

— Молитесь, чтобы мы обо всем узнали как можно быстрее!

С этими словами Юрон воткнул мономолекулярное лезвие своего ножа в лобную кость мертвеца и начал пилить.

Вскоре Ереми обнаружил, что, если для вскрытия костной ткани черепа его сверхострый нож был хорош, то для препарирования его содержимого совершенно не годился, поскольку был чересчур острым. Наносимые им разрезы получались настолько тонкими, что теплое вещество мозга тут же склеивалось, как ни в чем не бывало. К тому же он не мог, не подвергая опасности свой язык, поднести лезвие с кусочками ткани ко рту.

Ему пришлось снять перчатки и рыться в черепной коробке голыми руками, поспешно облизывая пальцы, до тех пор, пока нижняя часть черепа, где брал начало спинной мозг, не опустела. Потом он торопливо поужинал из костной чаши черепа.

Но даже в этой спешке он уловил тонкие вкусовые различия между мозжечком и корой, между фронтальными долями и краевой системой. В одном месте он чувствовал горьковатый привкус миндаля, в другом — трюфелей. Эта ткань напоминала вкус вареных грибов, та — нежную рыбью икру…

Закончив торопливую трапезу, он отбросил опустевшую черепную коробку в сторону, и она упала рядом с подвешенным на цепочке осиротевшим амулетом в виде черепа, который, несмотря ни на что, не спас своего обладателя от радикальной краниотомии.

Потом он натянул на себя снимающий импульсы комбинезон, надел на голову шлем и, сев в освободившееся кресло, привязался ремнями. Помолившись Рогалу Дорну, он попросил его быть направляющей силой, а потом прогнал из головы все посторонние мысли и постарался сосредоточиться на мыслях техна, управлявшего Титаном.

«Моя плазменная пушка, — подумал он, и мышцы его напряглись. — Она работает за счет… за счет… за счет выброса нагретого до сверхтемператур ионизированного вещества, пребывающего в своем, четвертом состоянии, подобного недрам раскаленного солнца. Решетка аккумулятора внутри капота заряжает проводники и изоляторы накопителя для осуществления мощного выброса этого раскаленного вещества. После каждого выброса происходит кратковременная перезарядка этой древней емкости и вентиляция фронтального капота. В этот момент я становлюсь уязвимым, если только для повышения эффективности огня не воспользуюсь дополнительной энергией реактивной тяги из плазменного реактора Титана. Но в таком случае я могу расплавить свое оружие…»

Мысли фонтанировали, как шарики масла, бьющего в воде, образуя на поверхности сознания Ереми тонкую клейкую пленку.

Все посторонние мысли, касавшиеся личности убитого, которые неминуемо возникали, он прогонял прочь. Отсекая все лишнее, он делал из общего потока информационную выжимку.

Многое из общей мешанины оставалось непонятным и выходило за пределы его разумения. На деле ему нужно было полчаса, чтобы усвоить съеденные куски.

Но в его распоряжении имелись только минуты. Военный каннибализм был вызван тактическими соображениями, а не гастрономическими пристрастиями. »… Модерат, сидящий справа от меня, контролирует энергетический кулак для ведения ближнего боя с карликовыми десантниками, которых можно крошить и давить, и чьи болтеры и лазпушки — всего лишь бледные укусы…Ключичные Модераты управляют поворотом ствола макропушки, установленной на верхней части брони, и оборонным лазером…Все же наш корпус относительно уязвим…Такая высокая установка орудий с быстрыми стрелками обусловлена тем, что мы — самые высокие из Титанов, и должны стрелять над плечами Полководцев…»

Ереми разогнул правую руку, закованную в пластины. Через гидропластик он почувствовал волну электропульса, поступившую к пучкам волокон мышц машины, — снаружи большая плазменная пушка повернула ствол в сторону.

Да, конечно… Эти ощущения должны походить на ощущения десантника в боевых доспехах, когда броня, приводимая в движение сервоприводом, реагирует на движения тела, усиливая их…

Постепенно он осознал себя в броне.

Теперь Ереми без вопросов знал, что были включены вакуумные щиты, которые должны были предохранить его от огня противника.»… Если обстрел окажется настолько интенсивным, что не выдержат наши вакуумные щиты, и корпус Титана будет поврежден, если демпферы обратной связи тоже откажут, тогда Модерат испытает невыносимые муки псевдоранения. Он почувствует, будто пострадало его собственное тело, будто ранят, жгут и ломают его самого…

Эти Титаны старые. Очень. Усовершенствованные, но старые. У них устаревшие системы. Мы не те одержимые Модераты гнусной Империи с их машинами, произведенными на Марсе, хотя не исключена возможность, что и наши были созданы на этом пресловутом Марсе тысячелетие назад. Мы есть клыки лорда Саграмосо, когти Нового Бога, который в клочья раздерет полмира с космосом и звездами ради Самого себя и нас…»Наш плазменный реактор очень стар, хотя…

Так что объяснения сержанта Юрона, какими бы жалкими они ни казались, вполне могли иметь под собой реальную основу.

На мгновение Ереми ощутил искру надежды.

— Говорит внутреннее радио командирского отсека, — раздался прямо в ухо Ереми голос Юрона, и только сейчас он осознал, что все они стали частями одного организма. — Идет проверка состояний всех систем и готовности к бою.

— Веленс. Левая плазменная пушка. Мне кажется, я ее уже освоил.

— Д'Аркебуз в левом плече. Макропушка панциря. Вкусный мозг. Сладкий, такой сладкий, что и не передать.

— Тандриш. Правая рука. Энергетический кулак. Сила огромная!

— Хотя в нашей ситуации от него не слишком много проку! — шепотом съехидничал Д'Аркебуз.

— Никакой стрельбы до тех пор, пока я не отдам приказа, все поняли? Когда я отдам приказ, откроете огонь по тому Полководцу, на который я укажу вам. Боевой салют из всех орудий. Чтобы поразить его, нужно вывести из строя вакуумные щиты. Потом выберем своей мишенью другого. Просто так мы им не сдадимся, пусть заплатят сполна. Нужно…

— А что делать Тандришу? Будет бедняжка в отчаянии размахивать своим огромным кулачищем.

— Тандриш, твой черед наступит в том случае, если все остальное оружие подкачает. Конечно, если мы еще будем живы. Д'Аркебуз, прекрати болтовню. Имперским Кулакам отчаяние неведомо. Акбар!

— Правое плечо. Оборонный лазер панциря. Я не… уверен. Впечатление какой-то зажатости, тяжести. Нет полного ощущения. С трудом поддается вращению.

— Почему бы не вскарабкаться наверх и не смазать маслицем?

Только ухо Лаймена было способно уловить такой тихий шепот.