— Это отделение Тальтибия, — сказал капитан.
— У них знамя, — сообщил Махаон. — Мы должны вернуться.
— Нет. — раздался голос штурмового сержанта Лапифа. — Нам приказано отступать. Нет смысла посылать боевых братьев на смерть.
Икона Тальтибия ещё горела на ретинальном дисплее капитана, но связь прервалась.
— Он жив, — сказал Хамандер.
— Тогда отомстим за него. Не умрём с ним.
— И позволим знамени седьмой роты попасть в руки ксеносов? — возмутился Махаон. — Я не вернусь на «Фалангу», склонив голову и зная, что я позволил ксеносам осквернить символ нашей чести. Зная, что я не сделал ничего!
— И сколькими братьями ты пожертвуешь, чтобы что-то сделать?
— Замолчите! — приказал Хамандер. — Выбирать мне.
— Я пойду с тобой, — сказал технодесантник. — Вниз, в огненную печь. Я пойду.
— Ты останешься с флотом и уведёшь нас с этого мира.
— Не делай этого, — сказал Лапиф. — Потерять знамя — меньший позор, чем впустую погубить боевых братьев. Одно можно искупить, но не другое. Отдадим его ксеносам и отомстим за Тальтибия.
— Он ещё жив. Он сражается один, но его братья мешкают вместо того, чтобы обрушить свою ярость на врага!
— Я сказал: замолчите! Я ваш капитан! — Хамандер сжал край амбразуры, глядя на мануфакторум Сигма. Он еле видел место падения «Гнева Девлана» — груду обломков, пробивших крышу и упавших на верхние этажи. Гладкие гравитанки чужаков показались из-за горящего здания и направились туда.
— Мне нужны двадцать братьев, — сказал капитан. Он оглянулся на Имперских Кулаков в своём ястребе — боевых братьев отделения Сартана. После тяжёлого пути через горящий мануфакторум они были заляпаны сажей и грязью, и теперь он просит их вернуться туда.
— Мы идём не ради победы, — обратился к ним капитан. — но ради будущего. Ради братьев, которых вдохновят наши дела в этот день. Я прошу многого.
— Не очень, — возразил сержант Сартан. Он потерял челюсть в бою почти двадцать лет назад, и теперь его частично искусственный голос скрежетал, что полностью устраивало сержанта. — И любой из моего отделения, который не пойдёт с тобой, встретиться со мной на том свете.
— Со мной штурмовое отделение Мартеза, — сказал Махаон. — Он вызвался идти с нами.
— Тогда мы готовы. Сажайте «Гимн». Махаон, веди «Золотой кинжал» за нами.
— Не мне оспаривать твой приказ… — проворчал Лапиф. — Но я прошу тебя, не как Имперский Кулак, но как друг. Хорошие жизни этого не стоят. Твоя жизнь этого не стоит.
— Лапиф, отбей моё тело, — ответил Хамандер. — И если оно не будет сжимать знамя седьмой, то не горюй слишком долго.
Два «Громовых ястреба», «Гимн Дорна» и «Золотой кинжал», отделились от взлетающих кораблей Имперских Кулаков и устремились навстречу огненной буре. Они спикировали к улицам перед мануфакторумом, чтобы уйти с прицела артиллерийских танков чужаков, собиравшихся вокруг главных ворот. Полуразрушенные улицы были завалены обломками и случайными телами. Стычки вспыхивали в Гранитограде прежде, чем армия ксеносов начала наступление, словно это была увертюра к кровавому представлению. Возможно для чужаков это и было представлением — произведением искусства на холсте поля битвы. Говорили, что война для них танец, а жизнь или смерть не так важны, как мастерство, с которым они шагали. «Гимн Дорна» развернулся, посадочные двигатели закружили пыль. Взвыли главные двигатели, и штурмовой корабль ринулся вперёд, пронёсшись по открытой земле к мануфакторуму прежде, чем вражеские танки успели прицелиться.
Хамандер вцепился в опору, когда корабль ворвался в главные ворота горящего здания, вокруг сомкнулась красная дымка. Взвыли сирены — ястреб петлял между стропилами и упавшими колоннами. Пламя было повсюду. Оно рвалось с потолка и стекало в огромные озёра на полу. Огромные ряды машин казались островами.
«Золотой кинжал» взмыл к потолку, задел крылом колонну и потерял управление. Он врезался в стропила и исчез в граде обломков.
— Чтоб тебя, Махаон! — заорал капитан.
«Гимн» взлетел через огромную дыру в потолке. Верхние этажи были лабиринтом офисов, боковых часовен и жилищ адептов, и всё горело. Задняя рампа «Громового ястреба» опустилась, нагретый воздух обрушился на Хамандера, когда он выпрыгнул, выхватывая силовой топор из ножен на спине.
Даже с фильтрами шлема лёгкие обжигало. Без авточувств и улучшенного зрения капитан бы не видел в дыму ничего. Пламя было белыми вспышками среди монохромного хаоса, визор жертвовал цветом, чтобы засечь движение.
Из дыма выбирались боевые братья отделения Мартеза. Капитан увидел среди них Махаона, заметного по громоздкому силуэту доспеха мастера кузни и серворуке.
— Махаон! — заорал Хамандер. — Ты должен был высадить братьев и взлететь!
— «Золотой кинжал» пал! — ответил технодесантник. — Я не могу летать без скакуна! Судьба решила, что я должен сражаться вместе с тобой!
— Странно, что судьба заставила тебя не подчиняться.
— Мы сможем обсудить это на «Фаланге».
Оба отделения высадились. Сержант Мартез собирал братьев, которые хоть и выглядели помятыми и обгоревшими, но все добрались до верхних этажей мануфакторума. Хамандер увидел, что последний воин отделения Сартана высаживается из «Гимна Дорна».
— Взлетай! — крикнул пилоту в вокс капитан. — Присоединись к флоту!
«Гимн» не мог сделать ничего, без линии огня некуда было наводить орудия. Он вылетел из дыры в крыше мануфакторума, а высоко над головой в верхней атмосфере мчались серебристые искры — остальные «Громовые ястребы».
Выстрелы пробивали резные деревянные стены и груды горящих бухгалтерских книг. Мимо пронеслась ракета и взорвалась, опалив стену.
— Рассредоточиться и выступаем! — закричал Хамандер. — Будьте начеку!
— Они ищут нас или Тальтибия? — задумался сержант Сартан.
— Мы скоро узнаем.
Он увидел в огне одного из чужаков. Они носили облегающую броню из красных и оранжевых изогнутых пластин, треугольные зелёные глаза смотрели с багрового шлема. В руках было оружие явно чуждого дизайна, ствол с широким дулом был подключён к яйцевидному энергетическому ранцу, окутанному проводами и схемами. На нагруднике мерцал драгоценный камень. Все эти чужаки носили на доспехах драгоценности.
— Огненные драконы, — зарычал сержант Мартез.
Имперские Кулаки стреляли во все стороны, чужаки бежали на них сквозь огонь, выпуская багровые лучи. В такой близкой огненной буре они были смертоносны. Воин отделения Сартана — брат Клосс — упал, когда разряд расплавил его доспех и вышел из спины, оставив дымящуюся дыру.
Хамандер врезался в горящую стену, круша дерево, и набросился на чужака, который целился сквозь неё. Его вес поверг чужака на колени, и капитан ударил топором, отрубив руку ксеносу.
Свободной рукой он схватил чужака за лицевую пластину, пробив пальцем глазницу. Затем он сдёрнул шлем, разорвав провода и клапаны. Чужаки были пародией на людей. Длинные, худые головы с большими глазами, словно у хищной кошки. Некоторым это казалось красивым. На языке Империума ксеносов звали эльдарами, но Хамандер не думал, что они вообще заслуживают имени. Он прижал эльдара к полу рукоятью топора и схватил за лицо, а затем одним рывком сломал шею.
— Я вижу его! — закричал один из космодесантников Мартеза. — Тальтибия! Я вижу его! К западу от нас!
Капитан спрыгнул с чужака. Имперские Кулаки уже бежали через обломки, выстрелы болтеров рассекали проходы, где лежали тела мёртвых ксеносов. Пало и двое космодесантников, фузионное оружие Огненных Драконов расплавило доспехи и вскипятило кровь.
Теперь и Хамандер видел Тальтибия. Он держал знамя седьмой как можно выше, но был ранен, почти лежал на спине, и стрелял во все стороны. Но не вслепую. Он был окружён. Чужаки выскакивали из огня так быстро, что глаз едва мог уследить, и рубили сержанта серебристыми мечами. Они двигались словно акробаты в доспехах цвета кости, длинные маски обрамляли гривы рыжих волос. Тальтибий попал в одного чужака, рухнувшего в огонь. Но десяток клинков пробили его доспехи. Вокруг лежали изувеченные воины, бронированные руки и головы были отсечены и горели.